Какого черта, решил я наконец. Кто не рискует…
Алло, алло. Тянемся через внезапно похолодевшую Карту…
Миг пораженности где-то и чувство вроде АГА!
Словно оживший портрет, изображение зашевелилось.
— Кто ты? — спросил ответивший на вызов, положив ладонь на рукоять меча и до половины обнажив клинок.
— Меня зовут Мерлин, — сказал я. — И у нас есть общий знакомый по имени Ринальдо. Я хотел сообщить тебе, что он тяжело ранен.
К этому моменту мы оба парили между двумя реальностями, твердые и совершенно четкие друг для друга. Он казался более крупным, чем виделся на изображении, и стоял он в центре помещения с каменными стенами; из окна слева от него виднелось голубое небо и кусочек облака. Его зеленые глаза, поначалу широко раскрывшиеся, теперь сузились, и челюсть, казалось, выдвинулась чуть агрессивней.
— Где он? — осведомился зеленоглазый Далт.
— Здесь со мной, — ответил я.
— Ах, как удачно, — заметил он, меч очутился у него в руке, и он двинулся вперед.
Я резким щелчком отбросил Козырь прочь, что не прервало контакт. Для этого мне пришлось вызвать Логрус, который упал между нами, словно нож гильотины и дернул меня так, словно я прикоснулся к оголенному проводу под напряжением. Единственным утешением мне служила мысль, что Далт, несомненно, почувствовал то же самое.
— Мерль, что происходит? — раздался хриплый голос Люка. — Я видел Далта…
— Э… да. Я только что вызывал его.
Он чуть приподнял голову.
— Зачем?
— Сообщить ему о тебе. Он же твой друг, не так ли?
— Идиот! — обругал он меня. — Именно он-то меня так и отделал.
Тут он закашлялся, и я кинулся к нему.
— Дай мне воды, — попросил он.
— Иду.
Я сходил в ванную и принес ему стакан. Потом приподнял его, и он стал пить маленькими глотками.
— Может быть, мне следовало рассказать тебе, — проговорил наконец он.
— Не думал, однако, что ты будешь играть в игру, не зная ее правил…
Он снова закашлялся и отпил еще воды.
— Трудно сообразить, что тебе рассказывать, а что — нет, — продолжал он спустя некоторое время.
— Почему бы не рассказать мне все? — предложил я.
Он слегка помотал головой.
— Не могу. Знание погубит тебя. А еще вероятнее, нас обоих.
— Судя по тому, как идут дела, это, кажется, может случиться независимо от того, расскажешь ты, или нет.
Он слабо улыбнулся и отпил еще.
— Некоторые части этого дела носят личный характер, — затем добавил он. — И я не хочу впутывать других.
— Как я понимаю, твои попытки убить меня в определенный период каждой весной также носили несколько личный характер, — заметил я. — И все же я почему-то чувствовал себя впутанным в это.
— Ладно, ладно, — он упал на постель и поднял правую руку. — Я же сказал тебе, что давным-давно отказался от этого.
— Но покушения продолжались.
— Их совершал не я.
Ладно, решил я про себя. Попробуем.
— Их устраивала Ясра, не так ли?
— Что ты о ней знаешь?
— Я знаю, что она — твоя мать, и это дело также касалось и ее.
Он кивнул.
— Значит ты знаешь… Отлично. Это упрощает дело. — Он умолк, переводя дыхание. — Она дала мне задание устраивать тридцатые апреля для тренировки. Когда я узнал тебя получше и завязал с этим, она была в бешенстве.
— И поэтому продолжила дело сама?
Он кивнул.
— Она хотела, чтобы ты отправился на охоту за Каином? — спросил я.
— Желание было обоюдным.
— Ну а на других? Держу пари, с ними она тоже давила на тебя. Но ты не совсем уверен, что они этого заслуживают.
Молчание.
— Так ведь?
Он отвел взгляд, не выдержав моего, и я услышал, как он скрипнул зубами.
— Ты с крючка снят, — сказал я наконец. — Я не намерен причинять тебе вреда. И ей тоже не позволю.
— А что касается Блейза и Рэндома, фионы и Флоры, Жерара и…
Он засмеялся, что привело его к болезненным конвульсиям, и заставило схватиться за грудь.
— Им нечего тревожиться, — сказал он, — по крайней мере сейчас…
— Что ты имеешь в виду?
— Подумай, — сказал он мне. — Я мог бы козырнуться обратно в свою старую квартиру, напугать до чертиков новых жильцов и вызвать «скорую помощь». И мог бы сейчас уже быть в пункте скорой помощи.
— Почему же ты этого не сделал?
— Я бывал ранен и потяжелее, и выкарабкивался. Здесь я нахожусь потому, что мне нужна твоя помощь.
— О! Для чего же?
Он посмотрел на меня, потом снова отвел взгляд.
— Она попала в большую беду, и мы должны спасти ее.
— Кого? — спросил я, уже зная ответ.
— Мою мать.
Я хотел засмеяться, но не мог, когда увидел выражение его лица. Требовалась настоящая смелость, чтобы просить меня помочь спасти женщину, пытавшуюся меня убить, не один раз, а много раз, и, кажется, сделавшую главной целью своей жизни уничтожение моих родственников. Смелость, или…
— Мне больше не к кому обратиться, — признался он.
— Если ты уговоришь меня на это, Люк, ты заслужишь премию Коммивояжера Года, — сказал я. — Но я готов выслушать твои доводы.
— Снова пересохло в горле.
Я сходил и опять наполнил стакан. Когда я возвращался с ним, из коридора, как мне показалось, донесся легкий шум. Я продолжал прислушиваться, пока помогал Люку сделать еще несколько глотков.
Напившись, он кивнул мне, но к этому времени я услышал еще один звук. Я приложил палец к губам и взглянул на дверь. Поставив стакан, я поднялся и прошел через комнату, прихватив по дороге меч.
Однако, прежде, чем я добрался до двери, раздался тихий стук.
— Да? — отозвался я, подойдя к двери.